Поэтесса, переводчица Вера Клавдиевна Звягинцева родилась в молодой студенческой семье. Отец, Клавдий Алексеевич Звягинцев, сын елецкого священника, ‒ учился на медицинском факультете Московского университета, а мать, Мария Федоровна Павлова, из обедневших дворян Зарайского уезда Рязанской губернии, была слушательницей фельдшерских курсов. Однако счастье в семье продлилось недолго: Вера потеряла мать, будучи полуторагодовалой малышкой; отец же, закончив университет и уехав работать земским врачом в Курскую губернию, умер там от брюшного тифа, когда его дочери исполнилось шесть лет. Веру и ее брата взял на воспитание брат отца, тоже земский врач, Николай Алексеевич Звягинцев, трудившийся сначала в селе Кунчерове Саратовской губернии, потом в городке Кузнецке Саратовской губернии (ныне Пензенской области). Вера поступила в гимназию в Пензе, в четвертом классе перешла во вновь открытую женскую гимназию в Кузнецке, окончив которую в 1912 г., поехала в Москву обучаться сценическому мастерству. Еще на вечерах в гимназии она успешно декламировала. В автобиографии она писала: «… Лет с 15 страстно увлекалась театром, убегала на спектакли “в город”, не пропуская представлений», «играла с актерами роли вроде Эльфа в «Потонувшем колоколе» или 1-й из шести княжон в “Горе от ума”» (РГАЛИ. Ф. 631. Оп. 39).
После окончания драматических курсов Е.Н. Музиль в 1916‒1922 годах Звягинцева профессионально актерствовала: лето 1916 года – в городе Прилуке Полтавской губернии, лето 1917 года ‒ в Москве в Театре комедии, потом играла в Сухаревском, Садовническом народных домах, Втором советском передвижном театре, Театре РСФСР 1-м у В.Э Мейерхольда. Но, вспоминала Звягинцева, «стихи и литература шли рядом со страстью к театру» (РГАЛИ. Ф. 631. Оп. 39). Она посещала литературные объединения и собрания, писала стихи и выступала с ними. В 1922 году Звягинцева дебютировала с первым поэтическим сборником «На мосту», ‒ и сцена была оставлена навсегда. В 1920-х годах она время от времени публиковалась в периодических изданиях, вступила во Всероссийский союз писателей (с 1935 г. член ССП СССР). В 1926 году в издательстве товарищества поэтов «Узел» вышел второй сборник ее стихов «Московский ветер». Книга получила одобрение М. Горького, приславшего Звягинцевой письмо, в котором он назвал ее поэтессой «вполне сложившейся»
С 1930-х годов Звягинцева много и с большим увлечением переводила украинских, белорусских, литовских, еврейских, грузинских, осетинских, аварских, кабардинских и других поэтов народов СССР. Переводила также персидские газели и касыды (Руми, Джами). Но главные ее переводческие работы – с армянского языка. Поездка Звягинцевой в Армению в 1936 году открыла ей страну, в которую поэтесса влюбилась, ‒ она изучала армянский язык, историю и культуру Армении, обычаи ее народа.
Как влюбляются в человека,
В голос, жест, висков седину,
Так под ветром большого века
Я влюбилась в одну страну.
(В.К. Звягинцева. «Армения»)
«Трудно назвать армянского поэта, стихи которого хоть раз не зазвучали бы на русском языке в переводе В. Звягинцевой», ‒ писал критик Л. Мкртчян. Позднее оригинальные стихи об Армении и переводы из армянских поэтов составили целую книгу «Моя Армения».
«Мало найдется армян – на родине и за ее пределами, ‒ которые не слышали бы о Вере Звягинцевой и не испытывали к ней чувства благодарности. Однако для большинства из них она – “переводчица Звягинцева”, и лишь немногим известно, что она также известная русская поэтесса, о которой еще в 1927 году с похвалой отозвался такой непререкаемый и беспристрастный авторитет, как Максим Горький», ‒ отмечал в статье «Завидное счастье», посвященной творчеству Звягинцевой, поэт Геворг Эмин (РГАЛИ. Ф. 1720. Оп. 1).
Между вторым и третьим сборником собственных стихов поэтессы прошли почти 20 лет. В 1946 году вышла книга «По русским дорогам», в конце 1950-х‒1960-х годах ‒ сборники «Зимняя звезда» (М., 1958), «Вечерний день» (М., 1963), «Моя Армения» (Ереван, 1964; 2-е изд. 1969), «Исповедь» (М., 1967), «Избранные стихи» (М., 1968). Пытаясь постичь суть лирики поэтессы, критики сходились в одном: ее стихам свойственна неподкупная искренность, приятие и воспевание жизни, «вечнозеленая молодость» и оптимизм, доверительность тона в общении с читателями.
Я знаю истину одну, ‒
Что каждый вдох и выдох ‒ счастье,
Что все обиды и напасти
Булыжником идут ко дну,
А крепкие выносят снасти
Корабль на чистую волну.
(В.К. Звягинцева. «Всю жизнь у жизни мы в долгу»).
Поэзия Звягинцевой обращена к миру, человеку, рассказывает о передуманном и перечувствованном, дает возможность ощутить трепет жизни.
Порою спросит кто-нибудь:
‒ Ну, как ты чувствуешь себя? –
Себя? Зачем? –
Других, тебя…
…До слез, до боли жизнь любя,
Я научилась одному:
Не жаловаться никому
На то, как чувствую себя.
(В.К. Звягинцева. «Порою спросит кто-нибудь…»).
Звягинцева обладала большим талантом дружбы. Доверительного общения с ней искали многие и многие ее современники. «Мне нужно сказать Вам, а Вам, быть может, кстати будет услышать, что я вспоминаю о Вас с нежностью и верю в Вас как в человека и поэта», ‒ писала ей С.Я. Парнок (РГАЛИ. Ф. 1720. Оп. 1). В квартире Звягинцевой и ее мужа, Александра Сергеевича Ерофеева, на Пятницкой улице, в 1920-е годы регулярно по средам собирались артисты и литераторы, обсуждали литературные события, читали стихи – и сама Вера Клавдиевна, и ее гости. Посетителями «сред» были Б.Л. Пастернак, П.Г. Антокольский, С.Я. Парнок, О.Н. Фрелих, В.А. Луговской, С.Н. Дурылин, Л.М. Леонов, Н.К. Гудзий, И.Н. Розанов, С. Кржижановский, Н.М. Белинкий, В.И. Пудовкин и многие другие. После переезда семьи в 1929 году в отдельную двухкомнатную квартиру в кооперативном доме в Хоромном тупике литературные встречи возобновились, хотя регулярных «сред» уже не было.
Переписка Звягинцевой, хранящаяся в ее личном фонде и в архивах ее адресатов в РГАЛИ, отражает ее разнообразные творческие и дружеские связи. Среди ее корреспондентов: А.М. Арго, А.Т. Венцлова, М.С. Волошина, В.В. Гольцев, А.И. Дейч, С.Н. Дурылин, А.Л. Дымшиц, Н.А. Заболоцкий, В.Г. Лидин, С.И. Липкин, В.Э. Мейерхольд, И.А. Новиков, Б.Л. Пастернак, А.А. Фадеев, М.И. Цветаева, М.А. Цявловский, С.В. Шервинский и многие-многие другие. Достаточно по́лно в архиве представлено и рукописное наследие поэтессы. В РГАЛИ сохранились рукописи всех поэтических сборников Звягинцевой, ее многочисленные переводы, воспоминания: «Рощина-Инсарова», «Бальмонт», «Валерий Брюсов», «Борис Пастернак», статьи и заметки: «Аветик Исаакян», «Гегам Сарьян», «Об Асееве», «Несловоохотливая муза. (О Софье Яковлевне Парнок)» и др.
В архив также поступило большое собрание книг самой Звягинцевой и многочисленных поэтических сборников, включающих ее произведения, а также книг с автографами ее друзей-литераторов. В основном все документы и книги были переданы в РГАЛИ в 1973 году. Второе поступление ее документов происходило в 1981‒1986 годах. В настоящее время личный фонд В.К. Звягинцевой состоит из 597 единиц хранения за 1868‒1970-е годы (Ф. 1720. Оп. 1‒2).
Подруга Звягинцевой литературовед Е.К. Малкина-Дейч после ее смерти в 1972 г. начала собирать воспоминания о поэтессе для сборника ее памяти (рукопись его сохранилась в фонде А.И. Дейча ‒ Ф. 2837). В книгу под названием «Душа, открытая людям», вышедшую в Ереване в 1981 году, Малкина-Дейч включила и небольшое эссе одного из учеников Звягинцевой, уже ставшего знаменитым поэтом – Е.А. Евтушенко: «Вера Звягинцева принадлежит к тем чистым, светлым людям, без которых немыслима атмосфера искусства. Ее душа была переполнена поэзией – больше чужой, чем своей, что служит драгоценным признаком преданности смыслу искусства, который важней мелкого смысла ежедневных, увы неизбежных забот.
Она была в жизни трогательно близорука, но близорукостью по отношению к другим поэтам никогда не отличалась. Более того – в предугадывании будущих возможностей еще неоперившихся поэтов Звягинцева была дальнозоркой. Когда она написала:
“Я чувствую чужую ложь,
Как в грудь входящий острый нож”, –
то это могло быть написано лишь человеком, который и чужой талант чувствовал не менее остро.
Вера Клавдиевна была человеком необыкновенно внимательным в беде. Помню, как однажды мне нужны были деньги, а не у кого из друзей их не было, – они так говорили. Межиров посоветовал мне обратиться к Вере Клавдиевне. Она сразу сказала: “Приезжайте”, не успев спросить меня, когда я ей верну долг.
Вера Клавдиевна относилась так не только к русским поэтам, но и к тем национальным поэтам, которых она великолепно переводила.
Она была для нас всех доброй, веселой, но никогда не ворчливой матерью. Она умела ценить и милые недостатки людей, умела не упрекать, а если эти недостатки переходили за грань совести, она была непримирима.
Без таких людей, как Вера Клавдиевна, поэзии трудно»(РГАЛИ. Ф. 2837. Оп. 1).
Похоронена была Вера Клавдиевна на Переделкинском кладбище. В 1975 году известный армянский скульптор С. Казарян установил на ее могиле памятник.
Т.Л. Латыпова,
главный специалист РГАЛИ