Январским вечером 1872 года, в разгар Святок в скромной квартире на Патриарших прудах гадала женщина. Она была уже немолода и глубоко религиозна. Вопрошала, конечно, не о женихе, хотя недавно овдовела, а о судьбе своего позднего, горячо любимого сына. Гадала она на «Псалтире», или «Книге псалмов», как это делали испокон веков. И в ответ на ее вопрос выпал 151-й псалом, начинающийся словами:
Я был меньший между братьями моими и юнейший в доме отца моего; пас овец отца моего.
Руки мои сделали орган, персты мои настраивали псалтирь.
Ее сын действительно был самым младшим в доме своего отца, у которого росли еще два мальчика от первого брака, поэтому не было причин не верить в правдивость этого ответа. Женщина истолковала его в том смысле, что ее пятилетнему сыну предначертано свыше стать поэтом. С того дня жизнь Александры Дмитриевны Ивановой была посвящена воспитанию будущего творца – Вячеслава Ивановича Иванова.
Поэт, переводчик и драматург, литературный критик, ученый и философ, педагог – простое перечисление всех ипостасей Вячеслава Иванова позволяет представить себе масштаб его личности, сопоставимой с титанами Возрождения. А ведь были и другие – маг, пророк, ловец душ и даже «карнавальный король на слишком затянувшемся празднестве», как писал о нем С.С. Аверинцев. Так или иначе, он, несомненно, был одной из ключевых и наиболее авторитетных фигур Серебряного века, но мало кто из современников Вячеслава Иванова удостаивался одновременно такого обожания и такого злословия, как он. Эту трансформацию восприятия В.И. Иванова в литературной среде прекрасно отобразил Александр Блок в посвященном ему стихотворении, где есть такие строки:
И я, дичившийся доселе
Очей пронзительных твоих,
Взглянул… И наши души спели
В те дни один и тот же стих.
Но миновалась ныне вьюга.
И горькой складкой те года
Легли на сердце мне. И друга
В тебе не вижу, как тогда.
Родившийся в 1866 году, Вячеслав Иванов был значительно старше большинства русских поэтов, которые заявили о себе в конце XIX – начале XX века, но пережил едва ли не их всех, скончавшись в возрасте 83 лет в 1949 году. Иванов рано показал себя человеком исключительных способностей – уже в гимназии он считался вундеркиндом, а его сочинения и переводы из греческих поэтов зачитывались как образцовые.
Впечатлительный юноша, в подростковом возрасте он «внезапно и безболезненно сознал себя крайним атеистом и революционером» и даже написал поэму «Иисус» об искушении Христа в пустыне, сюжет которой был раскрыт им в революционном духе. Однако увлечение народничеством и политический радикализм владели им недолго: когда в России все же произошла революция, В.И. Иванов сначала не принял ее идеи, а затем уехал из страны и решительно отмежевался вообще ото всех политических партий, на которые разделилась русская эмиграция.
Окончив гимназию с золотой медалью, В.И. Иванов поступил на историко-филологический факультет Московского университета. Здесь он по-прежнему демонстрировал выдающиеся интеллектуальные и творческие способности, а вторая написанная им поэма о Христе была принята к печати в «Русском Вестнике» М.Н. Каткова. Эпизодически его стихи появлялись в журналах с 1898 года, однако поэтом Вячеслав Иванов в то время себя не считал, и признавался впоследствии, что до 1903 года определенно им не был. Под влиянием одного из своих педагогов, историка-медиевиста и правоведа П.Г. Виноградова он решился уехать из России и продолжить учебу в Берлинском университете. Оставаться в России, бездействуя в политическом отношении, он считал «нравственною невозможностью» и позднее признавался: «Я должен был броситься в революционную деятельность: но ей я уже не верил».
Перед самым отъездом в Германию, в июне 1886 года 20-летний Вячеслав Иванов женился на Дарье Дмитриевской, сестре своего университетского товарища А.М. Дмитриевского. Мать невесты, которую близкие почитали за ясновидящую, предрекла, что этот студенческий брак «кончится драмой». Так и оказалось: вскоре Вячеслав Иванов познакомился с писательницей Лидией Дмитриевной Зиновьевой-Аннибал, которая состояла в браке с историком К.С. Шварсалоном. В течение нескольких лет развивались две мучительные семейные драмы, за которыми последовали тяжелейшие бракоразводные процессы и невозможность узаконить отношения в новом браке.
Но все это было потом. А тогда, во второй половине 1880-х годов В.И. Иванов переживал новый, европейский период своей жизни. По точному определению С.С. Аверинцева, это была жизнь на «мансардах Европы, гражданином ее “вольных скворешниц”, в иноязычной среде, общение с которой становится привычкой». Это время стало определяющим для формирования его зрелого мировоззрения. Почти двадцать лет, пусть с перерывами, проведенные в Германии, Франции, Италии, Греции и Швейцарии не только повлияли на сферу его научных интересов и философских исканий, но и, несомненно, облегчили принятие решения об эмиграции из России в 1924 году.
Именно в Германии, разочаровавшись в немецком рационализме, Иванов перешел на позиции славянофильства в политике и отдался мистицизму в сфере духовных исканий. Его главными наставниками в этот период становятся В.С. Соловьев, А.С. Хомяков и парадоксально несхожий с ними Фридрих Ницше, с которым его сближал интерес к дионисийству, а главной заботой на научном поприще – защита докторской диссертации. Из-за чрезвычайно запутанных личных обстоятельств Иванова ее защита так и не состоялась.
В 1901-1902 годах Вячеслав Иванов и Лидия Зиновьева-Аннибал подолгу жили в Греции: сказывался давний и глубокий интерес поэта к философии и культуре эллинизма. Здесь же, по свидетельству второй жены, путь поэта и стезя ученого перестали восприниматься им как мучительный конфликт: «Здесь воскрес в нем ученый, на которого, бывало, глядели с ожиданием Моммзен, и Гиршфельд, и Крумбахер, и Виноградов, и Гревс, и еще, и еще многие. Он весь ушел в свою тэму, и здесь, в Афинах, впервые наука примирилась и вступила в союз любовный с поэзией».
После недолгого сотрудничества с парижской Высшей школой общественных наук, где В.И. Иванову предложили читать курс по истории дионисийских культов (в скором времени его изыскания по этой теме нашли отражение в работах «Эллинская религия страдающего бога» и «Религия Диониса»), и короткого пребывания в Женеве, они с женой в 1905 году окончательно вернулись в Россию. Определяющим для Вячеслава Иванова стало состоявшееся еще в Париже знакомство с одним из главных идеологов русского символизма Валерием Брюсовым. Тот характеризовал нового знакомого как «настоящего человека, немного слишком увлеченного своим Дионисом», привлек его к работе в журнале «Весы» и альманахе «Северные цветы», а также ввел в круг поэтического бомонда того времени, познакомив с Мережковскими, Бальмонтом, Балтрушайтисом и другими символистами. Один за другим вышли его первые поэтические сборники «Кормчие звезды» (1902-1903), который изобиловал мифологическими и историко-культурными аллюзиями, и «Прозрачность» (1904).
Проживший долгое время за границей и до сих пор не заявлявший о себе как об участнике поэтического процесса, Вячеслав Иванов в считанные месяцы оказался в центре этого процесса и стал одним из его активных творцов – «в кругу безумных, томнооких ты золотою встал главой», как описывал появление Иванова в Петербурге Блок. Этому немало способствовало переселение семьи в знаменитую «Башню» – квартиру в доме № 25/1 по улице Таврической в Санкт-Петербурге, которая на несколько лет стала интеллектуальным центром и точкой притяжения для молодого поколения русских символистов и будущих поэтов-акмеистов. Лидия Зиновьева-Аннибал писала о ней: «Что-то дико фантастическое и прекрасное».
В «Башне» проходили знаменитые «среды» – собрания, которые имели самую разную направленность и были разнородны по составу участников. Здесь проходили театральные мистерии, дискуссии «реалистов» и «модернистов» с участием М. Горького и А.В. Луначарского, критические и художественные диспуты, поэтические чтения и т.д. Именно в этот период у Иванова сложилась оригинальная концепция русского символизма, которая объединяла в себе, с одной стороны, идею возвращения культуры к духовным основам христианства, а с другой, творческое переосмысление художественного наследия античности, Средних веков и эпохи Ренессанса. Программные статьи В.И. Иванова о символизме пе¬ча¬та¬лись в литературно-критическом журнале «Золотое руно», а окончательно он сформулировал свое видение роли и эволюции этого литературного течения в статье «Заветы символизма» в 1910 году.
Устоявшаяся, хотя и полная всевозможных личных драм жизнь на «Башне» (одним из ее итогов стал следующий поэтический сборник Вяч. Иванова «Эрос») потерпела крах осенью 1907 года после неожиданной смерти Л.Д. Зиновьевой-Аннибал от скарлатины. Свойственные поэту мистицизм и экзальтация нашли выражение в его «общении» с покойной женой, которое осуществлялось методом автоматического письма и, по-видимому, сопровождалось визуальными и слуховыми галлюцинациями. В бумагах Вяч. Иванова сохранилось описание более сотни таких видений-встреч. «Башня» же превратилась из светского салона в пристанище признанного гения и властителя дум, погруженного отныне в «инобытие». Вышедшие в 1911 и 1912 годах поэтические сборники «Cor ardens» («Пламенеющее сердце») и «Лепта. Неж¬ная тай¬на» окончательно убедили читающую публику в небывалой величине поэтического дара Иванова.
Вторая половина 1910-х годов стала для Вячеслава Иванова временем преимущественно религиозно-философской публицистики и ознаменовалась выходом двух сборников статей – «Борозды и межи» (1916) и «Родное и вселенское» (1917). Конечно, революционные события и происходивший слом эпох не могли не отразиться в его поэтическом творчестве: так, в конце 1917 года он создал поэтический цикл «Песни смутного времени», за ним последовали по¬эма «Младенчество» (1918) и трагедия «Прометей» (1919), а затем цикл «Зимние сонеты» (1922). Не разделяя большевистской идеологии, В.И. Иванов все же участвовал в работе Народного комиссариата просвещения и Пролеткульта, а в 1920 году уехал в Баку, где преподавал в университете.
В 1924 году он выехал в командировку в Италию по линии Наркомпроса, и уже не вернулся в Россию. Встречи с представителями русской эмиграции Вячеслав Иванов свел к минимуму, предпочитая общение с европейскими интеллектуалами и посвятив себя преподаванию, переводам, литературно-критическим штудиям и поэзии. Его последней прижизненной поэтической книгой стала чрезвычайно сложная по своему формальному строению и образной системе поэма «Человек» (1939). После ее выхода он до конца жизни работал над прозаической «Повестью о Светомире царевиче», которая мыслилась автором как грандиозный итог его художественных и историософских исканий, но так и не была им закончена.
***
Гигантский творческий архив Вячеслава Иванова, несмотря на его многолетние скитания, сохранился практически в полном объеме, но оказался распылен между различными странами и хранилищами. Так, его библиотека и архив, оставленные при отъезде из России в 1924 году, попали в отдел рукописей РГБ, а также ИМЛИ, РНБ, Пушкинский дом и РГАЛИ, где создан личный фонд поэта № 225. Он состоит из 61 единицы хранения за 1884-1929 годы и включает в себя рукописи В.И. Иванова, небольшой корпус переписки и материалы к его биографии. Обширная итальянская часть его наследия хранится в частной научно-исследовательской организации Исследовательский центр Вячеслава Иванова в Риме.
К.В. Яковлева,
начальник отдела РГАЛИ