Музыковед, общественный деятель, Заслуженный деятель искусств РСФСР Борис Иванович Загурский (1901-1968) родился в местечке Студенец Черниховского уезда Могилевской губернии. С 1919 по 1924 годы находился в рядах Красной армии, был участником Гражданской войны.

После демобилизации уехал в Ленинград. В 1929 году окончил инструкторско-педагогический факультет Ленинградской государственной консерватории, через два года был принят на должность помощника директора консерватории. Совмещая административную и научную работу, Б.И. Загурский в 1936 году защитил кандидатскую диссертацию (его научным руководителем был Б.В. Асафьев) и в том же году был назначен директором Ленинградской государственной консерватории.

В 1938 году перешел на работу в Ленгорсовет, где стал начальником Управления по делам искусств. После начала Великой Отечественной войны, в августе 1941 года добровольцем ушел на фронт, был назначен старшим инструктором пропаганды 891-го стрелкового полка 189-й стрелковой дивизии. В ноябре того же года был ранен в боях под городом Пушкин, находился на излечении в больнице в блокадном Ленинграде. После выздоровления вернулся в распоряжение Политуправления Ленинградского фронта, но на фоне пережитого голода и ранения у него открылся процесс в легких, и его уволили в запас. Б.И. Загурский вновь поступил на работу в Управление по делам искусств Ленгорсовета. Его письма, написанные вскоре после этого председателю Комитета по делам искусств при СНК СССР Б.М. Храпченко, являются бесценным источником сведений о культурной жизни Ленинграда в дни блокады.

В 1951 году Б.И. Загурский был назначен на должность директора Ленинградского Малого оперного театра, на которой оставался до 1961 года. В 1970 году, спустя два года после смерти Б.И. Загурского, увидела свет его книга «Искусство суровых лет», в которую вошли, в том числе, выдержки из его блокадных дневников.

Из письма начальника Управления по делам искусств Ленгорисполкома Б.И. Загурского председателю КПДИ при СНК СССР М.Б. Храпченко от 4 апреля 1942 года:

«Из работников искусств, которых Вы знали и о которых спрашиваете, многих я уже не застал. Могу сказать, как Сэди некогда: “иных уж нет, другие же далече”. Эвакуировались все те, о ком Вы спрашиваете: Ваганова, Шелест, семья Шостаковича, вчера уехал Орбели. Умерли же многие, - из художников человек 60, среди них такие талантливые, как Савинов, Федоров, Загоскин, профессор Билибин, Карев, Бобровский, Петров, Флоров, Наумов; из архитекторов: академик Котов, академик Гримм; сейчас лежат в больнице “последние из могикан” “мирискусстников”, - сподвижники Бенуа, Сомов аи Лансере, - Шиллинговский и Остроумова-Лебедева; одно время худо чувствовал себя Лишев, но сейчас он поставлен в удовлетворительные условия. <...>

Из композиторов и музыковедов умерли: Гольц, Будяковский, Эвальд, не знаю, выживет ли Гиппиус, который лежит у нас в стационаре. С отекшим лицом ходит Сафроницкий, ему помогает и Горком, и Управление, но вся помощь тонет среди обилия его родственников. Сегодня договорился об отправке его самолетом в ближайшие дни. Сейчас смертей меньше, но больных еще много, и стационары переполнены. Несмотря на тяжелые условия люди сейчас работают даже лучше»

Из письма начальника Управления по делам искусств Ленгорисполкома Б.И. Загурского председателю КПДИ при СНК СССР М.Б. Храпченко от 4 апреля 1942 года

«Теперь о положении ленинградских художников. В результате отсутствия электроэнергии типографии стоят и заказы на плакаты, иллюстрации и прочие графические работы полностью отсутствуют. Станковая скульптура и живопись сбыта не имеет ни в госучреждениях, ни среди частных лиц. В результате, проводя большую шефскую работу по оформлению красноармейских клубов, госпиталей, пунктов Всеобуча и т.п., художники лишились своих заработков.

Сейчас исполкомом Ленинградского Совета ассигновано 50 тыс[ячъ руб[лей] на контракцию художников на продолжение работ по выставке «Великая Отечественная война”. Эти деньги дают нам возможность оплатить двадцать пять процентов договорной суммы (не превышающей 5000 р[ублей]) на работы по утвержденным эскизам и провести второй тур контракции на эскизы, расширив круг привлекаемых художников. Но на дальнейшее денег у нас не хватит и отсюда очень существенно получить специальные ассигнования на подготовку к выставке “Великая Отечественная война”, которая, как мы слышали, Вами запланирована.

В самом начале войны была законсервирована работа гос[ударственной] закупочной комиссии. Между тем сейчас имеются большие возможности закупки художественных ценностей музейного значения, как антикварного порядка, так и современных. Таким образом наши Музеи могут приобрести ряд превосходных вещей, художественные ценности могут быть сохранены, а современные художники получат известную материальную поддержку. Прошу Вас поставить вопрос о возобновлении работы гос. закупочной комиссии и об ассигновании некоторых средств.

<...>

Кстати сказать, мы договорились с Политуправлением флота и направили группу художников (Астапов, Курдов, Кобелев, Николаев, Казанцев, Блинков и друг[ие]) в действующую армию к Федюнинскому для подготовки материалов к выставке. Кроме того во флоте работают: Верейский, Хигер и друг[ие]»

Из выступления С.М. Алянского на обсуждении выставки ленинградских художников творческого объединения «Боевой карандаш» в Москве 13 октября 1943 года:

«“Боевой карандаш” возник в начале войны с белофиннами. У художников, которые работали в литографии, над эстампом явилась потребность участвовать своими средствами в этой войне. И вот создалась группа художников, которая стала обсуждать форму, какой они могут участвовать в этой войне. За финскую кампанию было сделано 7 листов. <...> Тираж был небольшой – 150-200 <...> И в тот день, когда т[оварищ] выступил с речью о вероломном нападении Германии на нашу страну, товарищи, которые принимали участие в этом “Боевом карандаше” собрались и стали думать о возрождении “Боевого карандаша”, и в первый день войны был создан первый номер “Фашизм – враг человеческий”. <...>

Делались листы коллективно. Исполнители были известны, а кто сочинял этот лист не всегда было известно – настолько это было коллективное творчество. Эскизы очень серьезно обсуждались, подвергались очень резкой, но дружественной критике. Наиболее активными товарищами были Астапов, Курдов и Муратов <...>. Листы эти решено было выпускать в цвете. Таким образом художники взяли на себя работу не только создать оригинал, но и взяли на себя все производственные трудности, т.е. сделать литографию, достать бумагу и проследить за тем, куда этот тираж пойдет. <...> Иногда работа протекала в нечеловеческих условиях. Надо знать, что в литографии можно работать при определенной температуре. В зиму 1941 г. температура была ниже нуля 3-4°, и в этих условиях переводить на камень корнпапир или просто обрабатывать камень, когда требуется нормальная комнатная температура, стоило нечеловеческих усилий. Ленинградцам приходилось вообще экономить свои физические силы, потому что их было очень мало. Люди ходили по улице и рассчитывали, как бы не сделать лишний метр, а тут приходилось ворочать пятипудовые камни. В качестве рабочего у нас был очень талантливый певец ленинградских пейзажей Ведеников, в качестве рабочих работали и сами художники “Боевого карандаша”. Чтобы организовать камень, нужно было притащить из подвала воду, которая очень быстро застывала. Чтобы перевести рисунок, его надо было согревать. И вот эти люди, голодные и холодные, буквально дыханием согревали камень, чтобы можно было рисунок размножать. <...> Все трудности работы художники преодолевали довольно легко потому, что была очень тесная дружная семья. В “Боевом карандаше” не было унылых лиц. Были художники, которые очень страдали от голода и от холода и не могли найти себе места в работе, но придя в среду “Боевого карандаша” они согревались и у них появлялась улыбка»

Из выступления И.С. Астапова на обсуждении выставки ленинградских художников творческого объединения «Боевой карандаш» в Москве 13 октября 1943 года:

«В самое трудное время группа “Боевого карандаша” была направлена Политуправлением ленинградского фронта и Горкомом партии на фронт в регулярную армию. Туда поехал я, Курдов, Кобелев. Верейский и Петров были направлены на Балтийский флот, Быльев и др. в партизанские отряды.

Прошло несколько месяцев. За это время Ленинград из той трудной полосы, в которую он попал благодаря почти полному окружению, стал выходить на светлую дорогу. В январе м[еся]це мы почти все вернулись в родной город. Мы привезли очень много материала, который сослужил нам службу для дальнейшей творческой работы. Вернувшись, часть товарищей пришлось почти насильно эвакуировать из Ленинграда, потому что несмотря на свое физическое состояние они не хотели покидать этот город. К числу этих товарищей относятся: Верейский Г.С., Муратов Н.Е., Алянский С.М.<...> Некоторые товарищи просто погибли от голода – Н.А. Тырса и [И.Ф.] Холодов. Последний скончался в дороге, хотя мы и постарались его эвакуировать из Ленинграда. Поэтому, когда мы вернулись с фронтов, весь наш коллектив состоял из 3 чел[овек]. А придя в стены ЛОССХ мы увидели, что существование “Боевого карандаша” абсолютно необходимо для города. Руководство ЛОССХ, уцепившись за наше появление, как организаторов “Боевого карандаша”, предложило нам снова выпускать эти листы, и мы с радостью за это взялись. <...> По возвращении с фронта мы узнали, что из наших старых полиграфических кадров осталось 2 чел[овека] – станковый печатник Пожильцев, первоклассный мастер, и еще один печатник, старичок лет 75, который чудом выжил и работает на тиражной машине. С этими двумя товарищами, тоже энтузиастами своего дела, мы взялись за свое любимое и совершенно необходимое для жизни г[орода] Ленинграда и фронта дела»

Из письма начальника Управления по делам искусств Ленгорисполкома Б.И. Загурского председателю КПДИ при СНК СССР М.Б. Храпченко от 4 апреля 1942 года:

«Особенно отрадно было видеть искусство в роли врачевателя и целителя. Когда Музыкальная комедия (единственный театр, оставшийся в Ленинграде) открыл свои спектакли, казалось многим, что это бредовая затея, что мрак в городе и квартирах, голод, холод, непрерывный обстрел, личные потрясения (каждый ведь потерял кого-либо из близких) так придавили людей, что они не пойдут в театр. Оказалось, что ничуть не бывало. Театр ежедневно бывает переполнен. Скажу более, находились люди, которые меняли хлеб на билеты. Билет при этом расценивался довольно дорого – 400 грамм хлеба. Это и понятно, людям хочется отвлечься. Окрыленные успехом нашего театра и видя, что публика валом валит, мы решили открыть симфонические концерты. Из филармонического оркестра в городе осталось только три человека; из оркестра театра имени С.М. Кирова – 7 человек, из оркестра Радио-Комитета – 14 человек. Тогда музыкальный отдел наш объявил регистрацию музыкантов, которая дала положительные результаты. Вновь принятых мы прослушали, отобрали пригодных, двух оркестрантов (фаготиста и кларнетиста) пришлось занять в гарнизонном оркестре. Удалось организовать для оркестра столовую без вырезки талонов. Гречневая каша сейчас, Михаил Борисович, делает чудеса. В результате – 5-го апреля первый симфонический концерт. Посылаю вам программу и афишу»

Из дневникового очерка С.Н. Струнникова «Последние дни блокады»:

«Уже сумерки. К 5 часам у Ленинградского государственного театра музыкальной комедии толпится народ. Еще когда идешь по Невскому, то на углу публичной библиотеки стоит целый ряд людей, желающих попасть в театр, всюду голос: “Нет ли у вас лишнего билета”, так как билеты уже давно проданы, несколько дней тому назад. Театр ежедневно полон до отказа, а сегодня новая постановка “Раскинулось море широко”. Все хотят ее посмотреть, но все же несмотря на размер театра мест нет, желающих много. Точно в 5 часов спектакль начинается, все идет своим чередом. В театре свежо, все сидят одетые.

Занавес поднят. Зритель поглощен содержанием пьесы, он переживает все, он видит в этой постановке свой Ленинград, своих моряков, своих передовых людей, которые мужественно сражаются и побеждают. Эта музыкальная комедия смотрится очень легко. Она занимает своим сюжетом , интересует зрителя. “А чем же кончится эта затея немецких шпионов-разведчиков, которые хотят получить данные о наших военных делах?” – так думает зритель. Наши преданные моряки-балтийцы разоблачают шпионов и немецкие офицеры увидели Ленинград, но только под конвоем, а не так, как они мечтали. Все разоблачены, правда торжествует. За Ленинградом тысячи преданных таких людей. Которые своей грудью отстаивают неприступность города Ленина и никогда не пустят врага в него. Так заканчивается постановка заслуженного артиста республики, орденоносца Н.Я. Янет. Написали эту пьесу Всеволод Вишневский, А. Крон и Вс. Азаров. Они правдиво, искренне и не без юмора написали эту вещь, зритель уходит довольный, она написана душой ленинградца, со всеми его деталями и повседневными жизненными вопросами. Она волнует зрителя и вдохновляет его к труду, борьбе и победе.

Девятый час вечера, машины стоят у подъезда театра, ожидают своих пассажиров, кто идет пешком, а кто едет на трамвае»

Выставка работ ленинградских архитекторов открылась в середине 1942 года. Основу ее экспозиции составили агитационные плакаты, «выполненные архитекторами в самое последнее время, когда встала задача провести боевую агитацию путем показа великолепных памятников города, которому продолжает угрожать ненавистный враг». «Простым, красочным образом и лозунгом эти плаката должны воздействовать на зрителя, вызвать в нем чувство ненависти к врагу. Плакат архитектора А. Барутчева “Будем достойны великих предков, чьи славные деяния увековечены в памяти Ленинграда”, изображающий памятник великому русскому полководцу Кутузову на фоне одного из лучших произведений русского зодчества – Казанского собора, очень выразителен и по своим художественным качествам один из лучших на выставке» – писал корреспондент журнала «Ленинград».

Другой важной темой, прозвучавшей на выставке, стало будущее восстановление города – значительная часть экспозиции была отведена проектам капитального восстановления разрушенных зданий, выполненным архитекторами Б.Р. Рубаненко, И.И. Фоминым, В.А. Каменским, Я.О. Рубанчиком и другими. «В этой работе перед архитекторами ставилась задача не простого механического повторения существовавших ранее зданий. Улучшить старые фасады, сделать более удобную для жилья планировку, решить градостроительную задачу – вот что требовалось от авторов этих проектов. И мы видим, что представленные проекты действительно по-новому решают задачу» – заключал корреспондент.